Непредставимое в современном искусстве

Травма как реакция на невыносимое страдание превышает наши перцептивные возможности, наш чувственный опыт. Событие в прошлом, разрывает щит сознания, обычно защищающее нас от излишних внешних раздражений. Особенность такого рода события в том, что оно не находит себе место в нашем жизненном опыте. В ситуации травмы мы не способны познать случившееся, принять его смысл. Характер травмы определяется разрывом между видением и знанием, непрерывным запаздыванием, смещением, отсрочкой травматического события. Оно выпадает из символического порядка и навязчиво возвращается в ужасающем виде как симптом (ночные кошмары, психопатологические реакции и расстройства). Коллективная травма характеризуется деформацией коллективного тела, распадом идентичности. Согласно культурологу Кэти Карут, травма имеет специфику продолжаться в телах потомков тех, кто её получил, и, таким образом, становиться коллективным переживанием. Исцеление травмы связано с работой скорби, которая, пройдя все свои этапы от отрицания случившегося к отделению себя от объекта утраты, завершается новым конституированием своего «я», осознанием различия между ужасающим прошлым и настоящим.

Вторая тема курса описывает различные теоретические подходы к искусству травмы, рассказывает о возможностях художественной практики после Холокоста и предоставляет анализ работ современных авторов, которые выполняют работу скорби, обращаясь к травматическим воспоминаниям прошлого. Ввиду своего непрерывного ускользания от репрезентации травма не может быть представлена и изображена, а значит присутствовать в самом изображении как некий знак. Она простирается по ту сторону всякой видимости. Её присутствие может быть обнаружено только как некая дополнительность или несимволизированный остаток. В связи с этим встаёт закономерный вопрос о работе с травмой в визуальном искусстве.

Для начала следует сделать несколько замечаний относительно интерпретаций понятия непредставимое в эстетической мысли. Французский философ Жан Франсуа Лиотар связывает непредставимое в современном искусстве с такой категорией эстетики как возвышенное:
«Оно имеет место тогда, когда воображению, напротив, не удаётся представить какой-либо объект <...> Это — такие идеи, представление которых невозможно, они, следовательно, не дают никакого познания реальности (опыта), они налагают запрет на свободное согласование способностей, производящее чувство прекрасного, они препятствуют формированию и стабилизации вкуса. Их можно назвать непредставимыми».

В классической эстетике, например, у Эдмунда Бёрка и Иммануила Канта, возвышенное связывается с величественностью, огромностью и несоизмеримостью возвышенного объекта с человеком. Анализ Бёрка основан на чувственно-эмоциональном воздействии объектов. Прекрасное приносит нам чувство позитивного удовольствия, оно упорядочено и оформлено.

Свойствами возвышенного становятся неизвестность, мрак, сильное удивление, возбуждение, ожидание возможных лишений. Возвышенное имеет двойную структуру: за счёт своей мощи оно вызывает чувство тревоги и даже ужаса, но чтобы стать эстетическим чувством оно должно находиться в удалении, на расстоянии от нас. Угроза продолжает присутствовать, но её воздействие приостанавливается. В связи с этим возникает определённое облегчение, негативное удовольствие от исчезновения неудовольствия. В результате такой задержки мы можем почувствовать усиление наших чувств или «восторженный ужас» (delightful horror): «Ужасает то, что происходящее не происходит, перестает происходить».

Кант опирается уже не на психологическое воздействие объекта, его идея в том, что прекрасное и возвышенное – это категории рассудка и разума, а не чувства. Согласно Канту, прекрасное связано с представлением о качестве, а возвышенное – о количестве. Поэтому прекрасное относится к форме предмета, возвышенное, напротив, может присутствовать в бесформенных объектах.

Посредствам него представляются безграничность и тотальность, «то, что велико помимо всякого сравнения». Речь может идти, например, о природных силах, которые превосходят силы человека. При виде необъятного горного пейзажа воображение достигает своего предела. Мы не можем постичь нашими органами чувств эти могущественные силы, возникает ощущение несоразмерности его воображения с идеей целого.

Вместе с этим, согласно Канту, все грандиозное будет малым по сравнению с идеей разума. Мы не можем объять колоссальное, но мы можем его помыслить. При созерцании разбушевавшегося океана душа наблюдателя проникается чувством, которое возвышенно, «побуждается оставить чувственность и заняться идеями».

Поэтому для Канта способность эстетического суждения о возвышенном показывает величие человеческого разума. Несоответствие между способностью оценивать величину вещей этой идее будет пробуждать, согласно Канту, чувство нашей сверхчувственной способности. То есть не объекты возвышенны сами по себе, а идея возвышенного порождается нашей разумной природой. Представление о возвышенном побуждает душу мыслить недосягаемость природы как представление идей. Как продолжает Лиотар в своей аналитике возвышенного у Канта, «бессилие воображения ищет возможность увидеть даже то, что не может существовать и, тем самым, стремится примирить свой объект с объектом разума». Таким образом, происходит возвышение души нравственными силами человека над страстями и сверхчувственными силами.